Песнь патруля пиков

Необыкновенно острый обсидиановый клинок, лёгкий, словно песня. Некий мастер модифицировал его, оснастив съёмным флогистоновым устройством, которое воспроизводит записи.

«Неужели жизнь моя обречена увянуть, словно цветок?
Неужели пылающая слава обречена погаснуть и обратиться в прах?
Неужели славные подвиги обречены померкнуть и рассеяться по ветру?
Пусть даже они пленяют взор, подобно цветам, и ласкают слух, точно дивные песни…»

Она не знала, в который раз поднималась на горный хребет, как не помнила, сколько зим оставила позади.
Каждый год перед цветением пепельников хозяйка горных шахт в одиночестве приходила в далёкую долину Теквемекан,
чтобы, следуя древней традиции, поднести влажные от росы бутоны друзьям, которые не смогли увидеть рассвет.
Её сердце, некогда холодное и твёрдое, словно обсидиан, с годами потеплело и смягчилось.
Но все, кому она могла подарить своё тепло, давно вернулись в Священное пламя.

Грохот из шахт и песни мастеровых вырвали её из горьких воспоминаний.
Лишь тогда вершительница воли племенных вождей осознала, что эхо Нанацкайана достигает и долины Теквемекан.
Необитаемые прежде горы теперь оглашались весёлыми голосами, звонкими, точно колокольцы.
Как мечтали молодые люди услышать эти звуки во времена, когда им приходилось таиться и скрываться.
Звуки будущего, звуки зарождения цивилизации, звуки, посвящённые бессчётному множеству живых существ, что пытались свергнуть тирана.

И вершительница, которая давно рассталась со своей молодостью, улыбнулась. И спела песню,
которой научил её юноша с алыми глазами, но которую она тогда посчитала смешной и глупой, а потому стыдилась петь.
Словно тамбурин, украшенный цветами, словно история, омытая слезами, что звучит в унисон с мелодией, разносящейся эхом среди гор.
Резные камни, скалы, что отзываются эхом, будто закалились в кузнечном огне, даруя свои благословения всем живым существам.
Собраться, чтобы рассеяться, сгореть, чтобы возродиться в пепле. Ради новорождённого пламени, ради пылающего рассвета.

Спустя тысячелетия после того, как племена вернули себе власть, великое множество историй было рассеяно под лунным светом.
Баллады, некогда хранимые «Миротворицей» Саккук, ныне давно утеряны.
Но твёрдый и мощный ритм по сей день отзывается в каждом ударе молота по зубилу.
Ведь с незапамятных времён ритм пылающего жара есть кровь, что течёт по шахтам.
А искры, что летят из-под молота, есть песня сопротивления, мелодия, что никогда не угаснет.

«Неужели жизнь моя обречена увянуть, словно цветок?
Куда обратить сердце, когда все звуки смолкнут?
Никто не остаётся в мире вечно, все мы путники на дороге жизни.
Но здесь цвели цветы. Здесь звучала песня».